Предмет, изображенный на рис. 1, пред­ставляет собой обыкновенную глиняную ии- рампдальпую подвеску для ткацкого станка.^[1] Глина подвески коричневая с оранжевым оттенком и со значительным количеством ирнмесей, серых (крупные частицы кварца) и белых известковых, а также с редкими включениями слюды.^[2] Поверхность под­вески обильно покрыта .мелкими дырочками, отчего она производит впечатление нзъедеп- ноп. Сквозное отверстие для иродевания нити находится немного выше середины пира­мидки. После формовки подвеска была подвергнута слабому обжигу. Обращает иа себя внимание тщательность ее выдел­ки, правильная . пирамидальная форма и старательно сглаженная поверхпость граней.

Научный интерес этой находки заклю­чается главным образом в фигурном изобра-

¹     № 0/51-768. Высота 0.043 м. ширила основа­ния 0.033 м; сохранность в общем хорошая, если но считать мелких выбоин главным образом нм ребрах пирамидки и на ппжпей се поверхности. Подвеска была найдена п 1!)51 г. на ольвийской агоре, на участке Е северо-восточного района, рас­капываемого но л руководством К. 11. Леви. Под­веска была обнаружена в подвале 3, п засыпи кото­рого находился материал V—IV вп. до п. э., преиму­щественно черполаковая посуда. Найденные там же монеты еше не определены. После исследова­нии 15. Ф. Гайдукевичи назначение подобных пред­метов можно считать установленным: они служили подвесками для натягивания основы на ткацких станках, а не грузилами для рыболовных сетей, как полагали раньше многие археологи. (См.: Б. Ф. Г а й д у к е в и ч. К вопросу о ткацком ремесле в Боспорских поселениях. МПА, ЛГ; 25,

1. 952, гтр. 395—414).

²     По определению Т. Н. Книпович, это типич­ная ольвийская глина, хорошо известная ио мест­ным керамическим изделиям.

жен ни, оттиснутом на одной из гразя§] пирамидки. Как известно, всякого рзям отметки па нодвесках этого типа, — будь "ЯЧ процарапанные буквы, цифры и т. п. пж оттиски печатей, — явление очень расЕ»*4 страненнос. Нередки оттиски с резных кем ней и на других предметах обпхода — мН зах, стригилах и т. д. Нет никаких сомнезя» в том, что накладывались все эти оттнаЯ и отметки для закрепления права собствен­ности владельца па данную вещь.¹ Такой лг смысл имел и оттиск на ольвийской пет»¹ мндке.

Надо думать, что владелец подвесе был человеком состоятельным, так как 2ъМ беглый взгляд на имеющееся на пирамой изображение не оставляет сомнений в что печать, с которой сделан оттиск, б-д» топким привозным изделием, способным из­держать сравнение с лучшими иривозньи* печатями V'—IV вв. до н. э., которые так била, например, боспорская знать.

Судя по оттиску, эта печать скорее имела цилиндрическую форму. Нек от сомнение в правильности такого выьж могла бы внушить неравная ширина ветл- пен и нижней поверхностей отпечатка - ~ш как это как будто указывает на неравн ***► ную ширину печати внизу и наверху: в таком случае печать должна была * походить не на цилиндр, а скорее при'а* жалась бы к форме так называемого кон--ид*. Одиако это сомнение должно быть отброшг-зь Разница в ширине верхней и нижней граз*
отпечатка объясняется тем, что прп наложе­нии печати на глину нажим на нижнюю часть цилиндра был сильнее, чем на верхнюю, отчего последняя оставила на -глине менее широкий след. Поэтому пижпяя половина изображения отпечаталась более четко, чем верхняя (см. точеную ножку стула па персд-

нем плане, за ней следы такой лее ножки на втором плане). Кроме того, н пользу ци­линдрической печати говорит округлая форма ее поверхности, совершенно ясно устанавливаемая но отпечатку, поскольку верхняя и нпжняя грани последнего пред­ставляют собой сегменты, а боковые его грани равномерно закруглены.

Вынод о цилиндрической форме изучаемой печати имеет некоторое значение, так как цплппдры-печати, исстари и прочно вошедшие в быт народов Ближнего Востока, не полу­чили распространения в Греции. Исключение составляют лишь восточпые области расселе­ния греков. В Малой Азии, т. е. там, где греки непосредственно сталкивались с куль­турой Ближнего Востока, печати в форме цилиндра вырезались не только местными и персидскими резчиками находившимися под сильным греческим влиянием и изгото­влявшими в V—IV вв. до п. э. так называемые греко-персид­ские резные камни,¹ но так­же и мастерами-ионийцами, работавшими в Малой Азии.

Ионийские цилиндры обык­новенно невелики по раз­мерам, и вырезанные на них изображения, в отличие от восточных цилиндров, зани­мают не всю окружность печа­ти, а лишь мепьшую ее поло- р_{|1с 2} Оттиск вину, ограничиваясь при этом печати на глппя-

ной подпеске

—                                                                            (прорисовка).

¹ Три греко-персидских цилиндра перечислены п списке печатен этой группы в статье: М. М а х 1- ш о а. ()Г]'ес1пкс1!-Рег815сЬе К1е1п1;ипв1. 111 К1е!п- авхеп пасЬ с1еп Регясгкпедеп. АЛ, 1928, т. 3—4, стлб. 651, Д««№ 32, 33 и 34.

В нашей статье мы сохраняем термин «грско- нерсидские» камни для группы гемм, впервые выде­ленной Фуртвенглером 50 лет назад, хотя и вкла­дываем в 'него иное, чем Фуртвенглер, содержание (см.: А. Р и г I\\^- а п я 1 е г. 1Ме апНкеи Сеттпеп, ВегНп—Ье1р2хрг, 1900, т. II, стр. 116 сл.). Последний считал НХ греческими изделиями, предназначенными для персов. К иному выводу пришла Т. Н. Книпо- внч, научая греко-нерсидские геммы Эрмитажа. Основываясь на стилистическом анализе изображе­ний, она отнесла эту группу резных камней к пер­сидской глиптике, признавая в то же время сильное влияние, оказанное на нее греческим искусством (см.: Т. II. К п и и о в и ч. Греко-персидские рез­ные камни Эрмитажа. Сб. Гос. Эрмитажа, III, 1926, стр. 41—58). Эта точка зрения была затем развита памп иа новом, более широком материале (см.: М. М а х 1 т о а, ук. соч., стлб. 647 сл.; М. М а- ксимова. Стеклянные многогранные печати, найденные на территории Грузии. 11зв. Ипст. языка, истории и матер, культуры АН Грузинской СОР, вып. X, 1941, стр. 75—92).

Недавно, в связи с находкой во дворце Дария в Сузах надписи, в которой говорится об участии греческих мастеров в постройке этого здания, Ж. Рихтер дважды возвращалась к теме о «греко- персидских» резных камнях, защищая мнение Фурт­венглера (АЗА. 1946, стр. 15 сл.; ТЬс 1а1е «АсЬаете- тап» ог «ргесо-регмап» ^ешз. С.оттетогаНуе з1и- <Нез ]п 1юног оГ ТЬсо(1оге ГевПе йЪеаг. Незрела 8ирр1ешеп1, 1949, <'тр. 291—298). Удссь не место для подробного обсуждения выдвигаемых Ж. Рих­тер возражений. Ограничимся несколькими заме­чаниями, тем более, что аргументы Ж. 1’ихтер были

одной фигурой.^[3] Подобные цилиндры не нака­тывались по глине, а прикладывались к ней, как плоские печати. Судя по всем признакам, печать, оттиск с которой остался на ольвий­ской подвеске, имела все отмеченные свойства ионийских цилиндров п, следовательно, вхо­дила в эту категорию резных камней. Та-

недавно убедительно опровергнуты Серигом, сто­ронником нашей точки зрения (см.: Непп 8 о у- г 1 е. СасЬеЬз асЬётётёсз. АгсЬео1о$1са ОпепЬаПа 1П Метопаш ЕгпзЬ ИеггСсЫ. N. V.—Ьош1оп, 1952, стр. 195 сл.). Хотелось бы только указать на то, что часть кимней, привлекаемых Ж. Рихтер как «греко-персидские», иа самом деле является изде­лиями ионийских мастеров Малой Азии (ЛбЛв 33, 2, 34, 2, 35, 1—6). То же следует сказать и

0     ряде камней, опубликованных п статье того же автора. Огеек зи^ес1з оп «Сгесо-регз1ап» зеа1 зЬопез (Лгс1юо1о^1са ОпеШаИа. . ., стр. 189— 194, табл. XXX), с которой я познакомилась после завершения настоящей статьи. Из изо­браженных па табл. XXX пяти резных камней только один (№ 3) относится к группе «греко-пер- сидских» камней, все же остальные представляют собой работы ионийских мастеров Малой Азии. Заметим между прочим, что сравнение камней на табл. XXX с камнем № 3, вырезанным негре­ческим мастером, прекрасно выявляет разницу стиля обеих групп печатей.

Обращает на себя внимание и заключительная часть статьи Ж. Рихтер. Автор допускает здесь позможпость копирования ногрсческими резчиками Малой Азии греческих печатей, но сути дела почти соглашаясь тем самым с точкой зрения своих про­тивников. Одпако Ж. Рихтер делает при этом прин­ципиально неприемлемую оговорку: «Мир в это время стал космополитическим; даже если можпо было бы доказать негреческос происхождение от­дельных гемм и других памятников, то эти изделия все же должны были бы найти себе место в истории греческого искусства, так как но своему стилю они принадлежат к греческой традиции». Итак, согласно этой установке, произведения искусства должны распределяться по странам и народам по признаку художественных влияний, в них отразившихся, независимо от происхождения памятников и от общественной среды, из которой они вышли и для которой они предназначались. Нетрудно предста­вить себе, как странно выглядела бы история искус­ства народов древнего мира, и нового вре­мени, если бы в ее основу был положен этот принцип.

Мы считаем себя, таким образом, вправе остаться при прежнем мнении и отпосить «греко­персидские» резные камни к продуктам пегреческой, ноздпеахеменидской глиптики, находившейся под сильным влиянием греческого художественного ре­месла.

¹ Ионийские цилиндры V—IV вв. имеются в собрании Эрмитажа. — См. также: А. Р и г I- XV а п д 1 е г. ВезскгеНнтд Лег гевсЪтМепсп ЗЬетс нп АпЫоиагшт. ВегИп, 1896, №336; Д. О. В е а г-

1 е у. Тпе Ьемнз Поизе соИесЬюп оГ гетз. ОхГогй,

1920,  табл. 5, № 71.

ким образом, самая форма уже дает некото­рые указания на происхождение печати-

Обратимся теперь к изображению. К со­жалению, очертания его не ясны и многие детали но различимы. Все же общая схем композиции и некоторые детали устанавли­ваются без труда, тем более, что в искусств* Малой Азии того же времени имеются дл* нее прямые аналогии.

На печати вырезано в профиль влеис* изображение несколько нагнувшейся впереа сидящей мужской фигуры. Человек сиди на стуле без спинки и с резными ножками, так называемом дифросе. Лицо его, видимо, имело правильные черты и обрамлено длин­ной бородой. На голове надета мягкая пер­сидская тиара, длинные концы которой не за­вязаны, а свободно ниспадают на гру» и спину. Этот головной убор уже показывает, кого изобразил здесь резчик печати. И дей­ствительно, хотя из-за неясности оттиск» невозможно установить, был ли человек одет в длинный хитон и анаксириды и име­лись ли у него на ногах мягкие сапоги, все жо различима еще одна принадлеж­ность обычной одежды перса. Это персидский кафтан с длинными рукавами, который обычно накидывался па спину в виде плаша. Свободно свисающий от плеча к задней ножке стула рукав кандиса ясно видев на отцечатке цилиндра. Заметна также верх­няя часть этой одежды у затылка фигури. Итак, перед нами перс, сидящий на стуле и, видимо, занятый каким-то делом. Внимание его обращено на предмет, который он дер­жит обеими руками. На нашем оттиске можно видеть левую руку перса, Локтева* часть которой лежит на левом бедре и не­сколько протянута вперед. Кисть правой руки едва заметна под подбородком. Эти рука, следовательно, была приподнята ж. вероятно, держала один конец длинного пред­мета, другой конец которого поддерживало* левой рукой. Судя по аналогичным компо­зициям, можно догадаться, что этим пред­метом была стрела. Перс, следовательно, занят был выверкой правильности древк* стрелы.

В греческом искусстве классической эпо­хи художники — резчики по камню н ва- зоппецы — нередко пользовались этим мо­тивом в своих композициях.¹ Лучники — греки и не греки — обычно изображались » тот момент, когда они на ходу, перед тем как выпустить стрелу с тетивы, проверяют на глаз ее правильность. Однако существует группа печатей и монет, с которой наш гтпек связан теснейшим образом, как тема- тлчески (действующим лицом там тоже яв­ляется перс), так и по тождеству компози­ции.

В этой небольшой группе памятников амым древним является знаменитый элек- гровый перстень с подписью мастера Афинада, ю мастерству резьбы одного из самых вы- лающпхея представителей греческой глип­тики классической эпохп.^[4] На перстпе тоже представлен перс, проверяющий стрелу рис. 3). Сразу бросаются в глаза черты ходства с ольвийскпм отпечатком. Это ка- ается пе только сюжета, но и компановки аигуры, ее позы и жестов. Если оставить ? стороне расхождения во второстепенных :одробностях, как-то:отсутствие па перстне -андиса, складной стул вместо дифроса,

можно говорить о передаче на обоих амятциках одной и той же композиции.

. олько резчики смотрели на нес с разных ■)чск зрения: одни видел ее в профиль, -ругой почти в фас. Фуртвенглер датирует ;ерстепь Афинада V в. до н. э., «скорее его срединой, чем концом». Эта датировка может 'ыть несколько уточнена. Вытянутая оваль­ная форма щитка, гранение его оборотной тороны и ребристость шинки пе позволяют угнести перстепь к последним двум десяти- тетиям V в. В то же время резкость членения :орм перстня, характерная для середины зека, здесь уже сильно смягчена. Так, щи­ток не имеет мысиков, нарушающих плавное :-чертание овала, и непосредственно сли­чается с концами шинки. Кроме того, сво­бодная, непринужденная поза сидящего перса и смелый раккурс его правой ноги гдва ли мыслимы до создания фронтонов Парфенона. Поэтому мы были бы склоны .атпровать перстень Афипада 30-ми или началом 20-х годов V в. до н. э.

Второй памятник, привлекаемый памп для объяснения ольвийского отпечатка, по своему художествоппому стилю кореппым образом отличается от перстня Афинада, хотя тематически и композиционно сюжеты их изображений совпадают. Имеется в виду печать в виде четырехгранного конуса из собрания Арпд.¹ II здесь, если отрешиться от некоторых подробностей (дифрос с накину­тым на пего ковром, кандис, тиара, повязан­ная на подбородке), мы узпаем знакомую нам фигуру перса, проверяющего правиль-

ность древка стрелы. Правда, фигура пред­ставлена опять в новом повороте, а имеппо, обращенная в профиль вправо, но во всех основных чертах она совпадает с персом Афинада и ольвийского отпечатка, причем совпадение с перстнем распространяется иногда и на второстепенные мотивы, как, например, на лук, прислоненный к левой ноге. Зато нельзя не заметить огромной разницы в художественном стило обоих па­мятников. Поза перса Афинада полна жизни и движения, правая пога его дапа в смелом раккурсе, перс же иа коноиде неподвижен, и слабые попытки мастера передать глубипу (см. скрещенные ноги) не убедительны. Едва ли столь разительное несходство стилей может быть объяспсно различным уровнем художественного дарования рез­чиков. Правильнее, но нашему мнению,

¹ К. V. О и Ь п. А1сипе типе ^етше дгссо- рег81апе. ЗутЬо1ае ПШтапе ш Ьомогет ,1иШ <1е Ре1га. МароП, 1911, табл. 1, 2; С. Ь1рро_1с1. Оешгпеп ип(1 Капк-еп Йез А1Ьег1итз ипс! аег Хеие- геИ. 51иИ0.1г1, 1921, табл. 05, 1, У; М. Макси­мова. Этрусский скарабей. . ., стр. 069, рис. 24.

видеть в изображении на печати работу негреческого мастера, подражавшего гре­ческому искусству, и причислить этот ко­ноид к группе так называемых греко-пер­сидских гемм, отличительными признаками которых являются именно скованность дви­жений и плоскостность композиций. Мягкость форм в изображении на коноиде и отсут­ствие типичных для греко-персидских пе­чатей V в. подробностей, передаваемых при помощи рундперля, заставляют пас

отнести печать из собрания Арнд скорее к середине, чем к началу IV в.

В отношении художественного стиля среднее, промежуточное положение между перстнем Афпнада и коноидом собрания Арнд занимает серия серебряных статеров сатрана Датама, где на реверсе помещается новый вариант все того же изображения лучника-нерса (рис. 4).^[5] Перед нами опять новый поворот фпгуры: это не профиль и не фас; фигура дана в три четверти, при­чем нет раккурса, которого требовали бы законы перспективы, что особенно заметно по изображению стула. Перс монет Датама почти столь же скован в своих движениях, как перс на коноиде, но в то же время мастер старается оживить подробности и передает складки хитопа и анаксирид. Гораздо жиз­неннее выглядит и лицо, хотя по характери­стике этнического типа оно сильно уступает

произведению Афинада. Интересно о тить, что на монетах Датама вновь фигури­рует лук, только там он помещается где-зг в пространстве, в поле монеты близ лег;* ноги, которой он, однако, не касаетсс. как на других вариантах того же изображе­ния. Монеты Датама датируются 378—372 гг до н. э.¹

Описанными двумя печатями и монеташ Датама до недавнего времени исчерпывала круг памятников, которые сохранили обр« перса, проверяющего правильность стреле. Теперь прибавился еще отпечаток с цилиндра на ольвийской подвеске, и он дает вш представление о новом варианте того ш сюжета, исполненном, насколько можно су­дить при неважной его сохранности, грече­ским мастером, весьма искусным в свсав деле.

Встает вопрос: как понять тождеств» сюжета и композиции на сопоставленное нами группе иамятпикоп? Есть ли это а- зависимое друг от друга повторение одэй темы или следует предположить какую более тесную связь между произведения* различных мастеров, связь, обусловленное’ существованием общего образца, вдохно: шего резчиков печатей и монетных штамп:*? Поскольку дело идет не только о повторен» основного мотива, но и о тождественном га­шении довольно сложной композиционза* проблемы, трудно допустить здесь про:?»! совпадение. Несравненно более вероят надо считать зависимость привлеченных произведений художественного ремесла от ного источника, скорее всего памят искусства, пользовавшегося широкой извест­ностью в каком-то районе Малой Аь*. Не противоречат этому предположению г »* мечеппые нами расхождения между отд^а*- ными печатями и монетами, так как тт. касаются только деталей, а хорошо известт. что копии статуй на монетах и других лиях прикладного искусства V и IV не отличаются точностью.^[6] И, кон этот предполагаемый образец мог о

только статуей — круглой скульптурой,

о чем достаточно ясно говорит факт изобра­жения его на копиях с различных точек зрения, в фас, в три четверти и в профиль справа и слева.

Постараемся теперь извлечь из имеющихся в нашем распоряжении копий некоторые данные для уточнения времени создания предполагаемой статуи и места, где она стояла.

Вопрос о времени решается благодаря перстню Афинада. Поскольку это следует от­нести к 30—20-м годам V в. до и. э., то и ста­туя не могла быть создана позже. Не могла она быть и многим старше, на что указывает посадка фигуры, раккурс ее правой ноги н свобода движений перса, а также передача складок его хитона, черт лица и волос. В первой четверти IV в. эта статуя пользо­валась еще широкой известностью, иначе Датам вряд ли поместил бы ее в качестве эмблемы на свои статеры.^[7]

Что же касается области, где эта статуя стояла и где она пользовалась большой известностью, то широкие границы ее опре­делить нетрудно. Монеты Датама и коноид собрания Арнд не отделимы от Малой Азии, в цилиндр-печать жителя Ольвии по всем признакам происходит оттуда же.

Менее ясно место изготовления перстня Афинада, но и тут ряд признаков говорит за малоазийское его происхождение. Это, во-первых, материал — злектр, из которого преимущественно чеканились крупные но­миналы монет городов Малой Азии.^[8] Затем шрифт надписи, как заметил Фуртвенглер, ионийский.* Следует кроме того, заметить, что имя ’АЗчуй&)« встречается среди имен фабрикантов синопских остродонных амфор.^[9] Но, пожалуй, самым убедительным доказа­тельством малоазийского происхождения перстня Афинада можно считать замечатель­ную по жизненной правде передачу этни­ческого типа перса. Подобно тому, как изображения скифов на Чертомлыцкой вазе, Кульобском и Воронежском сосудах и дру­гих памятниках северного Причерноморья могли выйти только из рук мастеров, находив­шихся в непосредственном общении со ски­фами, так н перс работы Афинада мог быть вырезан только резчиком, близко, по лич­ным наблюдениям, изучившим персов, ах внешней облик и одежду.

Нам кажется, что, основываясь на моне­тах Датама, можно даже попытаться несколь­ко уточнить область Малой Азии, где нахо­дился город, украшенный предполагаемой статуей. Статеры Датама, на реверсе которых помещается изображение проверяющего стрелу перса, выпущены были для оплаты греческих наемников, входивших с состав армии, предназначавшейся для похода в Еги­пет. Датам в качестве сатрапа Киликии в течение многих лет подготовлял ату экс­педицию по поручению Артаксеркса II. До него, а затем в течение некоторого вре­мени и параллельно с ним, этим делом занят был также Фарнабаз, монеты которого, вы­пущенные с той же целью, как и монеты Датама, частично украшены теми же типами, что и статеры Датама. Очевидно, Датам как преемник Фарнабаза по сбору войск для экспедиции намеренно пользовался уже знакомыми наемникам типами монет Фар­набаза. Так, на аверсе интересующих нас мопетных выпусков Датама можно видеть изображение бога Ваала, почитавшегося в го­роде Тарсе; то же изображение встречается и на монетах Фарнабаза.¹ Отсюда вытекает, что статеры с фигурой сидящего перса, по всей вероятности, чеканились в Тарсе, как это и принимается Бабелоном. В таком случае предполагаемую статую скорее всего надо было бы искать в этом городе; однако нельзя упускать из вида и другой возмож­ности.

Бурная жизнь Датама, в начале своей карьеры пользовавшегося особым доверием Артаксеркса, а впоследствии возглавившего- восстание сатрапов Малой Азии, известна, нам главным образом по его биографии,.

¹ \У. \УадсМпв1оп, Е. В а Ь е 1 о п, ТЬ. В е ! п а с Ь. ВесиеН ябпёга! йез топпа^е* егесаиев <)е ГА*1е Мшеиге. Рапе, 1925, табл. IV,.

б, я, и.