Т. П. Книпович

НАСЕЛЕНИЕ ОЛЬВНИ В VI—1 вв. ДО Н. Э. НО ДАННЫМ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ

Проблема состава населения Ольвии

*   хается до сих пор недостаточно разрабо- -знной. Как и многим другим сторонам «язви Ольвии, большое внимание уделял инному вопросу В. В. Латышев. В его моно­графическом исследовании об Ольвии,¹ х также в его многочисленных комментариях

I       ольвийским надписям и в отдельных гатьях мы находим громадное количество х*аных наблюдений, касающихся интересую- лей пас темы. Но то, что сделано В. В. Латы- жсвым, сейчас удовлетворить пас уже пе ж ?жет. Единственная более подробная сводка, «держащаяся в «Исследованиях»'(о ней еще Тудет речь ниже), и не полна, и устарела; остальные наблюдения В. В. Латышева раз­рознены, нигде не приведены в общую си- л^му и очень слабо использованы для каких- лабо исторических выводов. Еще меньше •шло сделано в области тех же вопросов другими исследователями. В результате *ть, конечно, в вышедших из печати рабо­тал: ряд наблюдений и положений, касаю- лнхся населения Ольвии в разные периоды казни города, по все они пе подкреплены •.'следованиями, основанными на конкрет- материале, а высказываются обычно а слишком общей форме.

Между тем не подлежит сомнению гро­мадное значение правильного представления

I       населении каждого изучаемого города, л5 этнических и социальных группах в составе этого населения. Совершенно очевидно, что три разработке такого рода темы должны оыть использованы все виды источников, хасьменных и археологических. Но при ознакомлении с источниками, содержащими какие-либо данные о населении Ольвии, выясняется крайне неравномерное их зна­чение для освещения интересующего нас вопроса. Среди собственно письменных источников, т. е текстов авторов, только один содержит прямые указания относи­тельно населения Ольвии — это так назы­ваемая Борисфенитская (36-я) речь Диона Хрисостома. Источник этот в высшей сте­пени важен, он постоянно привлекается и будет привлекаться в связи с различными вопросами истории и истории культуры Ольвии, в том числе и в связи с вопросом

о     составе населения. Значительно более обильный материал для наблюдений и об­общений в области тех же вопросов содер­жится в других источниках — эпиграфи­ческих. Чтобы сделать какие-либо общие выводы на основании также и этой группы источников, необходима большая предвари­тельная работа. При проведении такой ра­боты выясняется, что круг вопросов, осве­щаемых эпиграфическим материалом, очень ограничен. Поясним это подробнее.

В отдельных случаях надписи содер­жат вполне конкретные данные о насе­лении Ольвии. Так, известен ряд над­писей, где к имени определенного лица прибавлено указание местности, уроженцем которой это лицо являлось. Во всех подоб­ных случаях мы имеем дело но с коренным ольвийским населением, а скорее с инород­ной в нем прослойкой, с лицами приезжими, хотя некоторые из них жили здесь, невиди­мому, уже в течение длительного времени. Факт присутствия в Ольвии таких инозем­цев представляет бесспорный интерес как в связи с изучаемой нами в данный момент темой, так и для выяснения картины сногае- ней Ольвии с другими областями древнего мира. Но нас интересуют пе пришельцы из других местностей, а коренные ольвио- полнты, постоянно живущие здесь, прочно связанные именно с данным городом.

Ознакомление с эпиграфическими памят­никами убеждает нас в невозможности осветить с одинаковой полнотой и этнический, и социальный состав населения, осо­бенно последний. Как мы увидим, сколько- нибудь показательные сведения встречаются в эпиграфических источниках только для одной социальной группы — для правящей верхушки ольвийского общества; о других группах крайне мало данных. Опираясь на них, нельзя даже наметить основные особенности общественной структуры Ольвии.

С иным положением мы встретимся при попытке использовать тот же материал для освещения этнического состава ольвийского населения. Правда, мы не найдем в надпи­сях прямых указаний на этнический харак­тер населения или этнический облик ольвиополитов, хотя бы в том виде, в каком описывает их в Борисфепитской речи Дион Хрнсостом или как характеризует обита­телей другого причерноморского города Овидий.^[1] Тем не менее надписи содержат показательные н достаточно обильные све­дения, освещающие поставленный нами вопрос. Данные эти мы найдем в именах ольвиополитов.

Уже давпо было замечено исследовате­лями, занимавшимися вопросами истории причерноморских городов, что обитатели этих городов ноенли имена, различные по их этническому характеру. Значительная часть имен является типичными греческими; н первые века п. э. наряду с ними может быть выделена в одних центрах большая, в других меньшая группа имен римских. Имена двух указанных групп определяются, во всяком случае в большей их части, вполне легко. Сложнее оказывается определение имен, не входящих в указанные группы и, вместе с тем, в некоторых поселениях и в некоторые периоды очень многочисленных. Среди них встречаются также вполне ясные этнически имена, как, например, еврейские ^[2] или пер­сидские, но таких имен сравнительно много. Среди имен негреческих и неримски! большинство принадлежит тем представ* телям местных причерноморских племеж. присутствие которых в составе населевп оспованных греками городов не вызываем сомнений. Исследование этих местных имес, с целью выяснения их этнической принадлеж­ности, представляет первостепенный инте­рес.

Для выполнения указанной задачи ум много сделано специалистамн-лингвистам*. Изучающим культуру городов севернол Причерноморья важны здесь исследование касающиеся имен фракийцев,¹ и нсследов* нин, посвященные именам скифов и осо­бенно сарматов ирано-нзычной группы.^[3] Вс* эти работы дают, во всяком случае, основт, на которой может быть построено изучен* этнического состава населения интересую­щих нас городов или хотя бы той част! этого населения, имена которой упоминаются в надписях. Начинать приходится при этом с классификации имен по этническому пр» знаку.

Необходима существенная оговорка. Разумеется, невозможно определять этни­ческое происхождение того или иного лшд на основании его имени. При длительна совместной жизни греков с представителям местного населения единообразие има в каждой этнической групие, несомненна не соблюдалось, — скиф, сармат или фра­киец могли носить и греческое имя. Эт<ч факт засвидетельствован многочисленным случаями смешанных имен, когда грече ское личное имя сочеталось с негречески отчеством, негреческое имя — с гречески отчеством. Однако мы вправе на основана

значительного процента местных имен делать общее заключение о существенной роли местного элемента в жизни данного поселения в данный период; не можем также считать случайным, если среди массы имен, аредставленных в надписях, местное имя встречается лшпь как исключение. Даль­нейшее изложение покажет и возможность, п значение подобных обобщений.

Производившаяся лингвистами работа по определению этнического происхождения имеп населения городов северного Причер­номорья не могла, конечно, не привлечь интереса историков. Выше уже упоминалось

о внимании, проявленном В. В. Латышевым к проблеме состава населения Ольвии. Наиболее интересен § 2 главы VI его «Иссле­дований», озаглавленный «Очерк внутрен­него состояния Ольвии в греко-скифском периоде». Здесь автор (стр. 178 сл.) делает попытку дать представлеиие об обитателях ^возрожденной Ольвии», т. е. Ольвии первых веков н. э., и довольно подробно излагает' результаты работы над определением имен населения причерноморских городов, про­изводимой лингвистами, в особенности В. Ф. Миллером; на основании этих данных Ь. В. Латышев дает характеристику ольвии-

о         кого населения, как населения этнически смешанного, чем оно резко отличается от греческого населения предыдущего периода. Наблюдения над составом ольвийского насе­ления дополнены интересными соображе­ниями о греческом языке послегетекой Ольвии — о цропзноптенип, грамматическом

■                  трое языка, стилистических особенностях отраженной в надписях речи ольвиополитов.

Следует особо подчеркнуть использова­ние В. В. Латышевым результатов исследо­ваний лингвистов. Однако здесь, собственно, лишь положено начало настоящей разра­ботке данной темы. Во-первых, автор рас­сматривает население позднего, послегет- .кого, периода Ольвни, ограничиваясь только общими, мимоходом сделанными замечаниями о болсо раннем времени. Во- вторых, речь идет лишь о двух этнических группах — греческой н ирано-язычной местной; упоминается наличие также и дру­гих категорий негреческого населения, но без попытки точнее его определить. Не затро­нут и вопрос о римлянах в Ольвии. В итоге мы но имеем цельной картины этнического .остава ольвийского населения. Неполнота имеющихся у Латышева данных отчасти 16 Материалы по археологии. К; 50 объясняется недостатком материала. Тем важнее вернуться к этой теме и вновь пере­смотреть ее, пользуясь материалом более обильным.

Следует отметить, что новые данные об этническом составе населения Ольвни, содер­жащиеся в некоторых документах, найден­ных после выхода в свет монографии В. В. Латышева, нашли отражение в научной литературе. Особого упоминания заслужи­вает здесь серия латинских надписей, даю­щих представление как раз о тех двух груп­пах ольвийского населения, которые упо­минались выше: о римлянах и фракийцах.

Переходя к рассмотрению состава насе­ления Ольвни в VI—I вв. до н. э., скажем прежде всего несколько слов о характере памятников, с которыми нам придется иметь дело. Основываться мы будем почти исклю­чительно на изданном материале. Всего в нашем распоряжении было 45 лапидарных надписей; к ним присоединяются 7 свинцо­вых пластинок и 16 надписей на керамике — так называемых граффити. Имена, содержа­щиеся в перечисленных надписях, дали нам возможность составить два списка. В первый включено 255 имен, упоминавшихся в оль­вийских надписях (173 в лапидарных над­писях, 82 в надписях на свинцовых пла­стинках и на керамике). Имена, содержащиеся в неопубликованных надиисях, в списки не включены. Особенно многочисленны имена в надписях второй группы. Из громадного количества найденных в Ольвии надписей на керамических сосудах, граффити, изданы, и то только в самое последнее время, лишь граффити Эрмитажного собрания.^[4] Всякие обобщения, основанные на этой группе эпиграфики, неизбежно должны считаться предварительными.

Прежде всего интересно представить себе, с какими социальными группами оль­вийского общества имеем мы дело в надпи­сях. Начнем с лапидарных надписей. Здесь мы встретим зпачительное количество слу­чаев, когда упоминаемые лица принадлежат к верхним слоям городского населения. Их имена мы найдем, прежде всего, в декретах, изданных в честь особо заслуженных лиц, как, например, Протоген и упоминаемый вместе с ним его отец,^[5] дом Никерат, сын Палия,^г а также во многих посвятительных надписях, где посвящаемый ценный пред­мет или осуществленная на личные средства постройка свидетельствуют о состоятельности посвятивших.^[6] Б ряде надписей мы встре­чаем имена лиц, или занимавших почет­ные и ответственные должности: жрецов- эпонимов {Герогейтон;^[7] Геродор и Плейстарх в декрете в честь Протогепа) ;^[8] архонтов (Демоконт в том жо декрете в честь Про­тогена); членов коллегии Семи;^[9] гимнасиар- хов (Никодром, сын Дионисия),^[10] или вно­сивших в народные собрания предложения, йпаут[11];. Но есть среди ольвийских иад- писей VI—I вв. до н. э. в такие, в которых упоминаются лица, принадлежащие, оче­видно, другим слоям городского населения. Среди лапидарных надписей выделяется, например, группа надгробий — простых плит, сделанных не из мрамора, а пз изве­стняка с одним лишь именем погребенного;^[12] такие памятники не могли, конечно, стоять над могилами состоятельных и влиятельных граждан. Еще более интересны в указанном отношении надписи на свинцовых пластин­ках или на поверхности глиняных сосудов. Они вводят нас в частную жизнь уже не верхушки, а рядового городского населения, в связи с чем следует особо остановиться на этой группе источников.

Ряд надписей данной категории при­надлежит к числу судебных наговоров. Из них особенно интересна своим подробным текстом глиняная чашка с наговором, издан­ная Э. В. Дилем * и переизданная И. И. Тол­стым.^[13] Начало надписи «я связываю языки противников по суду и свидетелей» (х«т«- уХейтсга ? КУГШХбм Ш\ (лартиршу) исключает возможность всяких сомнений относительно значения надписи: текст этот отличает данный наговор от наговоров на свинцовых пластинках, содержащих только перечень имен, обычпо только личных, реже имен с отчествами. Из всех изданных ольвийских надписей на свинцовых пластин­ках к числу судебных наговоров относится пять.¹

Вторую, меньшую, группу (две свинцовых пластинки) составляют частные письма. Из них одно ^[14] принадлежит еще IV в. до н. э. Письмо читается довольно легко, но точный смысл его неясен. Речь идет об угрозе высе­ления из жнлшца домочадцев автора письма. Артикона, и о том, где поселиться выселен­ным; в какой-то связи со сказанным стоит, очевидно, следующее далее распоряженпе об отправке шерсти другому лицу. Какова связь выселения и поисков жилья с отправ­кой шерсти, остается неясным. Но но подле­жит сомнению, что здесь мы встречаемся уже не с правящей и имущественно обеспе­ченной верхушкой ольвийского общества, а с рядовыми и небогатыми жителями, для которых остро стоит самый воирос ЖИЛЬЯ.

Также частным письмом, а не наговором представляется нам текст одной из изданных В. В. Шкорпилом ольвийских свшщовых пластинок.⁸ Чтение этого документа затруд­няется целым рядом ошибок. Общая струк­тура и содержание все же как будто яспы. Аятор надписи указывает, что неизвестно, как будут себя держать поименованные им десять лиц н каковы будут их свидетельские показания,⁴ вследствие чего просит кого-то, к кому обращено письмо, удержать, не допу­стить этих лиц, очевидно, к участию на суде: за исполнение его просьбы он обещает побла­годарить «лучшим подарком».⁸ Едва ли, как это делает Э. В. Диль, можно предпо­ложить здесь обращение к «представителю загробного мира». Скорее это письмо к судье с обещанием взятки. Бесспорно, во всяком случае, что речь идет о судебном разбирательстве, поскольку прямо упоми­наются свидетельские показания, «мертва!.

Остальные пять свинцовых пластинок принадлежат, невидимому, к группе наго- воров, по мнению Э. В. Диля, судебных. Как уже отмечалось, все они в общем одно- шины: везде на пластинках вырезаны одни лишь перечни имен без всякого дополнитель­ного текста. Различия между этими спис­ками имен состоят, во-первых, в том, что в одпих упоминаются только личные имена,¹ в других — имена с отчествами;² во-вторых, в количестве позванных лиц, колеблющемся ■>г пяти до двадцати двух. Данных о со­циальном положении названных лиц над­писи на пластинках не содержат, но одна лп можно предполагать, чтоб оно было осо­бенно высоким.

Нет точных данных о социальном поло­жении также тех лиц, имена которых сохра­нились в группе граффити Эрмитажного собрания. По классификации И. И. Толстого, эти граффити входят в разделы магических надписей, надписей, содержащих посвяще­ния божествам, а также надписей «бытовых» пли «застольных», начертанных в обстановке веселой пирушки. В общем, мы и здесь, как на свинцовых пластинках, имоем дело е рядовым городским населением, не при­надлежащим к составу низших, беднейших • лоов, но не относящимся п к разряду осо­бенно богатых и знатных граждан; боже­ствам эти лица посвящают ие статуи, не осуществленные па личные средства по­стройки, а чернолаковую керамику, бывшую в широком употреблении у городского населения Ольвии.

Подводя итоги сделанным наблюдениям, мы видим, что в надписях VI—I вв. до н. э. мы имеем дело ее с одной социальной группой, а. с широкими слоями городского населения; вне поля наших наблюдений оказываются, таким образом, только самые низшие, за­висимые группы общества.

Возвратимся теперь к поставленному в начале статьи вопросу об этническом со­ставе населения Ольвии.

Как уже указывалось, из числа подле­жащих рассмотрению имен следует выделить группу имен иностранцев: они знакомят нас с традициями ужо не Ольвни, а других городов. Иностранцев в ольвийских над­писях догетского периода упоминается всего десять: двое афинян — Аркефоп, сын Кефисодота, в надписи III в. до н. э.,¹ иСосий, сын Кефала, в надписи V—IV в. до и. э.;² два месембрийца — Хэриген, сын Метро- дора, в надписи IV в.,³ и Сатир, сын Диони­сия, в надписи III в.;⁴ каллатиец Навтим, сын Пасиада, в надписи III в. до н. а.;¹ амисец-кибернет (личное имя его не сохра­нилось, отец носил имя Филократ), в надписи времепи Митридата Евпатора:® наконец, четверо херсонесцев — Дионисий, сын Та- гона, в надписи конца III — начала II в.,⁷ Аполлоний, сын Евфрона, и его сыновья Евфроп и Аполлоний, в надписи III в. до и. э.⁸

Причислить к ольвийскому населению указанных иноземцев можно лишь условно; при этом связь их с Ольвией была, конечно, очень различна. Некоторые из иноземцев, в честь которых в Ольвии издавались де­креты о проксении, оставались полностью гражданами своего города; в Ольвии они, может быть, не жили совсем или жили лишь в течение непродолжительного времени. Другие проживали в Ольвии, как, например, те, имена которых упоминаются в найден­ных в Ольвии надгробиях. Могло быть и так, что уроженцы какого-либо иного города окончательно поселялись в Ольвии и факти­чески входили в состав городского населе­ния. Не исключена, например, возможность, что упоминаемые в ольвийском декрете из раскопок 1951 г. (ВДИ, 1953, № 1) сыновья Аполлония уже потеряли связь с Херсо­несом: в надписи херсонеситом назван только сам Аполлоний. Конечно, необхо­димо учитывать в составе ольвийского населения и этот иноземный элемент; но имена иноземцев пе могут быть нами вклю­чены в число распространенных в Ольвии имен.

Подавляющее большинство упоминаемых в обеих группах надписей лиц — мужчины. Женщин всего шесть; двух мы встречаем в лапидарных надписях, характер которых свидетельствует о знатном происхождении

¹    О. О. Крюгер. Эпнгрлфичоские мелочи,

1. ИРАИМК, IV, 1925, стр. 81.

⁰    1РЕ, I⁴, 232 (надгробие).

*   1РЕ, I*, № 20 (декрет О проксении).

*   [РЕ, I», № 688 (па-иробие).

*   1РЕ, I*, № 27 (дакпет о проксешш).

« 1РК, I⁴, ^ 35.

’ ВДИ, № 1, 1951, стр. 143 сл.

« ВДИ, № 1, 1953, стр. 177 сп.

этих женщин,^[15] четыре уоомя нуты в граффити на сосудах. По толкованию И. И. Толстого, одна из этих женщин, Анагора, участница веселой пирушки, может быть, псальтрия две — Артемидора и Метро — являются по- свнтительннцами сосудов божествам; ⁸ имя последней, Эвксо, упоминается в надписи запутанной и неясной, скорее всего маги­ческой.⁴

Переходя к рассмотрению содержащихся в надписях тлен, отметим прежде всего, что в Ольвии существовали те же приемы обозначения личных имен, как и в других греческих городах.

В Ольвии мы также встречаем или одни лишь личные имена, или имена с отчеством, причем последний тип является преобладаю­щим. И» общего количества 249 мужских имон, упоминаемых в изданных ольвийских надписи х VI—1 вв. до н. э. {к женским име­нам мы еще вернемся), 167 представляют ими с отчеством, 82— одно лшпь личное имя. Следует отметить, что различные типы имен распределяются в двух основных наших группах надписей (в лапидарных и в надпи­сях на свинцовых пластинках и керамике) неравномерно: в группе лапидарных над­писей преобладает тип имени с отчеством (154 имени с отчеством, 17 одних лшпь личных имен), в группе надписей на пла­стинках и керамике преобладающими являются одни лишь личные имена (165 при 13 именах с отчеством).

Два указанных тина имен — личное имя с именем отца в родительном падеже и одно только личное имя — являются единствен­ными, засвидетельствованными надписями догетского периода. В одной надписи IV в. до н. &. мы встречаем описательную форму,

о которой тоже уже была речь, как о разно­видности типа имени с отчеством: ’Ауас’Ж'у'ора?

Дг)_ка«уо^гм.⁶

Те же употребительные в Греции типы имен представлены н немногими упомина­ниями женщин в ольвийских надписях. Два имени из шести воспроизводят обычный тин личного имени с именем отца в родитель­ном падеже;¹ в одном упоминаются, кроме личного имени, имена и мужа, и отца:* остальные три представляют только личные имена.⁸

Заслуживает внимания значительное число случаев в ольвийских надписях, когда упоминается одно лишь имя, без отчества. Само по себе обозначение того или иного лица одним только личным именем является как указывалось выше, вполне обычным у греков. Естественно, конечно, и то, что из двух наших грунп надписей именно лапи­дарная группа отличается преобладанием имен с отчествами, в то время как в надписях на свинцовых пластинках или на керамике преобладают одни личные имена: мы отме­чали, что присоединение отчества особенно характерно для официальных документов, которых как раз не мало в первой нашей группе. Но нельзя не отметить, что иногда выдержанное в систематическое обозначе­ние одними личными именами встречается именно в надписи официального характера.

Особенно показателен в этом отношении текст декрета в честь Протогена. Мы имеем здесь дело с почетным декретом в честь наи­более видного, наиболее состоятельного гра­жданина Ольвии данного времени. Помимо самого Протогена, в надписи упоминается его отец, Героеонт, тоже являвшийся, как это следует из текста памятника, одним из очень состоятельных и почитавшихся ольвийских граждан; упоминается также: главный архопт Демоконт, два жреца-эпо- нпма, гражданин Аристократ, вмосте с Про­тогеном отправившийся послом к царю Сап- тафарну; упоминаются и лица менее высо­кого положения. И вот все они называются в надписи одними лишь личными именами: Нфьтукчщ, а не ТГ'Нроайут-,; называется везде и главное лицо, в честь которого издан декрет, что, как мы убеж­даемся при рассмотрении надписей первых веков и. э., стало совершенно невозможным в более позднее время.

¹ 1РЕ, I², Д* 220; И. И. Т о л с т о й. Гречески.- граффити. . ., стр. 42, № 61.

*                                                                                                               1РЕ, I², № 190: Т(,оЛ  {К>?атг;

’Етахрлтси уичг).

¹    И. М. Толстой. 1’репескис граффити. . . стр. 15, 13, стр. 32, № 43, стр. 24, Я» 25. — Впро­чем, об обозначении одним личным именем можн< с уверенностью говорить только в отношении первое • указанного примера: два других имени аакаичи- лаются у самого облома фрагмента, присутствие за ними отчеств не исключено.

Декрет в честь Протогена заставляет также отбросить предположение, что обо[16] значение одним лишь личным именем или гменем с отчеством определяется социальным положением носителя имени. К тому же указанный документ не представляет в этом -чношенин исключения: в надписях до* гетского времени есть и другие случаи, когда богатые и знатные ольвиополиты обозначены только личным именем. Так, з надписи 1Н^),1³, № 189, относящейся к Ш в. до и. э., ольвиополиты Агрот п П ос идей ставят памятник своему умер­шему отцу Дионисию; все трое — и отец, п сыновья — названы лини, личными име­нами. Этот памятник, от которого сохрани­лась мраморная база, мог быть поставлен только членами состоятельной семьи;

о принадлежности к числу знатных граждан говорит также выполнение Дионисием должности жреца Аполлона Дельфинин.

Отсутствие установленной системы в упо­треблении имен с отчеством или без него может быть прослежено также и путем дру­гих сопоставлений; обратимся для этого к группе надписей на свинцовых пластинках н на керамике. Мы уже видели, что при и реобладании только личных имен имена отчествами все же встречались и в этой группе. Интересно внимательнее пригля­деться. к некоторым из этих случаев. От­дельные факты прибавления отчества к имени, например, лица, посвящающего что-либо божеству, мало показательны, они могут объясняться какими-нибудь особыми обстоятельствами. Более характерно парал­лельное применение то одних личных имен, то имен с отчествами в однотипных надписях. Именно так обстоит дело со списком имен ва свинцовых пластинках, представляющих судебные наговоры. Всех таких наговоров ва свинцовых пластинках, найденных в Ольвии, пять; из них два^[17] содержат имена

о   отчествами, три ² — одни лишь личные имена. Одни только личные имена содержит п наговор, начертанный на внутренней

■                  тороне чашки ³ и отличающийся от встре­чающихся на свинцовых пластинках только полным текстом. Мы не знаем никаких обстоятельств, которые объяснили бы нам, почему в некоторые из указанных перечней введены отчества, а в другие не введены; нельзя предположить причину и в различии времени этих надписей, поскольку оба типа имен оказываются представленными в одно­временных надписях.¹

Очевидно, приходится признать, что в Ольвии исследуемого времени личные имена и имена е отчествами употреблялись одно­временно, причем обычай приводить отчества в официальных документах утвердился не окончательно. Ознакомление с ольвийскими надписями I—III вв. н. э. убеждает нас в том, что в поздний период положение меняется: случаи, когда в лапидарных над­писях встречается только личноо имя, в это время уже единичны.

Переходим к главному интересующему нас вопросу — об этническом происхожде­нии упоминаемых в надписях ольвиополитов.

В этом отношении ольвийские имена догетского периода поразительно однородны. Из 255 имен, содержащихся в списке ольвио- нолитов, нсгрочееких (полностью или частич­но) всего четыре — два в лапидарных над­писях, одно на свинцовой пластинке, одно на стенке чернолакового сосуда. Оба имени, встретившиеся в лапидарных надписях,— смешанные, с негроческнм личным именем и греческим отчеством. Это КХы&поои в надгробии IV в. до н. э,¹ и Вогтах[18] Т^о#4йо в известном списке гра­ждан более позднего времени, не ранее

II    в. до н. э.^а Первое из этих имен, Спарток, не вызывает по своему этническому происхо­ждению сомнений — это имя характерное фракийское. Вместе с тем мы хорошо знаем его среди имен, встречающихся на Боспоре: носителями этого имени являлись четыре боспорских царя, из которых первый был родоначальником династии Спартокидов. Спарток ольвийской надписи — сын лица, носившего чисто греческое имя КХе<Цмк. Интересен самый памятник, на котором сохранилось указанное имя. Он представляет известняковую плиту с карнизом, под которым надпись не вырезана, а написана

светлорозовой краской. И плита, и надпись на вен уже ко времени ее издания были сильно повреждены; тем не менее, шрифт надписн, воспроизведенной 13. В. Латыше­вым по копии Б. В. Фармаковского, носит ярко выраженный характер раннего письма, не позднее IV в. до а. э.

Второе имя, Вхтазсо? ТЧ;лод*ои, стоит в известном списке граждан (столбец 7, 44) среди многочисленных греческих имон. Повидимому, и его следует отнести к числу смешанных имен, с негреческим личным име­нем и греческим отчеством. Происхождение этого имени, впрочем, не совсем ясно. В. Ф. Миллер ^[19] включает его в число имен иранской группы; ссылаясь на Миллера, приводит его среди негреческих имен и фас- мер.^[20] В. В. Латышев считает его все же гре­ческом, опираясь па указание словаря Папе

о  том, что имя Вжтаяос встречается на эри­трейских монетах.^[21] Все же греческое про­исхождение имени представляете» нам со­мнительным, вследствие чего мы считаем возможным включить его в число смешанных имен. Об имени отца Батака (Ть^оЭеы;) не приходится и говорить: оно принадлежит к числу очень распространенных и ие вызывающих сомнений греческих имен.

Третьим пегречеекпм именем явля ется ’Лткхук на свинцовой пластинке с частным письмом об угрозе выселения л о связанных с этим фактом распоряжениях автора письма, Арти кона.^[22] По палеографическим особен­ностям содержащая это имя надпись должна быть отнесена к IV в. до н. э. Имя ’Лтйхтц также включено Фасмером в число негре- ческих имен северного Причерноморья, впрочем, без дальнейшего его объяспения.^[23] То же имя встречается в форме родитель­ного падежа ’Аткхеос в нимфенском над­гробии V в. до н. э.®

Четвертое негреческое имя — КоХамЙг- х.тА — нанесено на стенке чернолакового килика IV в. до н. э., вдоль края сосуда.^[24] На этом экземпляре стоят специально остано­виться. На стенке килика два граффити. Первое — ЕСзрочое е^;.|п («я принадлежу'

Евфрону») — воспроизводит как бы Заявле­ние самого килика; второе — КсАам&к/.т,; хаХо; («Коландак красавец») — идет уже от лица Евфрона, вероятно подарившего килик Коландаку, красоту которого он восхваляет в надписи.

Обычай помещать на сосудах, ос обедне­на килнках, такого рода надписи о юпошах- красавцах, был широко распространен в классической Греции. Интерес данного граффити в том, что чисто греческий обычай распространяется здесь на лицо со скифском именем Колапдак. В негреческом, даже и прямо скифском происхождении этого имепн едва ли можно сомневаться.

Все остальные имена (за вычетом четы­рех упомянутых, остается их 251) грече­ские: в случаях, когда имя состоит из лич­ного имени и отчества, греческими являются обе части. Они дают возможность составить представление об именах, бывших в упо­треблении в Ольвии VI—I вв. до и. э. Получается список из 201 имени,¹ принадле­жавших 370 носителям.² Мы убеждаемся, таким образом,в значительном разнообразив имен ольвиополитов указанного времени. Из приложенного к настоящей работе списка имен (см. Приложение II) мы видим, что большая часть нх упоминается всего по одному, по два раза; имен, встречающихся чаще, значительно меньше. К числу наибо­лее распространенных в то время в Ольвип имен принадлежат Дюуисюс и РачтаэЛг?. из которых первое встречается тринадцать, второе двенадцать раз; по девять раз встре­чались имена Х^ратое и Чхбсю;; по восемь — 'Нр<$мро$ и ТТовеА-тое; по семь— ’Ар<ттохратг^, ’Армгтаду, Еуру/к(3«о{; по шесть— Лг^у/грю;,          ТТо<г$ео{; по пять —

Ю.ео;^р<т>«,                  и ТТрштоу»^. Пода­

вляющее большинство ольвийских имев относится к числу имевших широкое распро­странение в различных областях античного

¹    К приложения 11 мы особо отметили имена иностранцев, не отражающие особенностей ольвий­ской ономастики.

²    Количество последних следует, очевидно, не­сколько уменьшить. 11 здесь, как в надписях пер­вых веков н. э., встречаются повторяющиеся имена (см., папрвмер, по списку МЛ) 53, 54, 88, 89, 98— 101, 129—130). Но из них' лишь немногие безусловно принадлежат одному лицу (например, ’Е5кхр .Ухч^тйи в надписях 1РЕ, Р, 190 и 191): в некоторых случаях вопрос остается неясным. Но лаже если исключить пз количества носителей все спорные случай, оно сократится не более чем на де­сять лиц.

мпра, в чем легко убедиться, сличая наш список с такими изданиями, как словарь Папе ^[25] или работа Бехтеля-Фика.^[26] Не вклю­ченным в упомянутые издания оказывается очень ограниченное количество содержа­щихся в ольвийских надписях догетского периода имен, причем большая часть таких имен, пе встречая точных повторений, имеет близкие аналогии. Приведем ряд примеров. Так, не включены в указанные издания имена: ’АХ^суо;, Аойхростт;?, Диег- ’Ехостбюу, Ейор6'«р,о<;, варсг,$, Чс-гимЗу, Мг^рбрюс, МуХХиоу, N«10;; если счи­тать правильным восстаповление КеитгоХц в списке имен одной из изданных в ИАК (вып. 27) свинцовых пластинок, мы получаем еще двенадцатое имя.^[27] Почти все упомянутые имена родственны другим, уже установленным греческим именам.^[28] Не встре­чает параллелей и остается, как нам кажется, не вполне ясным имя А^о;; ^[29] греческое его происхождение пе может, впрочем, вызывать сомнений.

Общий вывод, к которому мы приходим в результате ознакомления с именами, содержащимися в ольвийских надписях до­гетского периода,—что имена эти, за исклю­чением четырех, являются характерными греческими. Что касается немногих имен, которых мы пока нигде, кроме Ольвии, не встретили, то их ярко выраженный гре­ческий характер не вызывает сомнений.

Интересно выяснить, можно ли на имеющемся материале определить спе­цифические особенности ольвийских имен рассматриваемого периода? Вопрос этот оказывается не совсем простым, поскольку, как уже отмечалось, очевь многие из встре­чающихся в Ольвии имен имели широкий район распространения в самых различных местностях античного мира. Все же, про­сматривая список ольвийских имен и сли­чая его с данными других местностей, мы обнаруживаем некоторые специфические особенности.

Среди имен, встретившихся в ольвийских надписях VI—I вв. до н. э. не менее чем по пяти раз, есть имена, распространенные повсеместно: Аристократ, Арнстон, Демет­рий, Дионисий, Гсродор, Ннкерат, Посей- доний. Но многократно упоминающееся имя Па итак л (ПаутахХук) оказывается как раз принадлежащим к числу сравнительно мало распространенных в других местах; не часто встречаются также имена Клеом- брот и Протоген; совсем редки в других местностях два имени, получившие широкое распространение в Ольвии и в более раннее время, и в первые века н. 9.: Евресибпй и Посидей.

Итак, в Ольвии рнд имен из числа тех, которые были слабо расиространены в дру­гих местностях античного мира, стали из­любленными.

Бели по отношению к большей части ольвийских имен приходится ограничиться констаптированием их греческого проис­хождения, то известную группу, под­дающуюся более конкретному определе­нию, мы все же можем выделять. Группу эту составляют имена ионийские. Наиболее ясно прослеживаются они в ран­них надписях Ольвии, относящихся частью еще к концу VI и к V в. до и. э., частью к IV в. до и. э. Особенно интересна в этом отношении уже упоминавшаяся нами в дру­гой связи группа ранних надгробий; ¹ к ним следует присоединить известную над­пись Леокса, сына Молпагора,² а также хорошо известную и многократно издавав­шуюся и изучавшуюся надпись о выстреле Анаксагора, сына Демагора.³ Имена той же группы мы находим и ка свинцовых пластинках, особенно на наиболее ранней из пластинок, изданных В. В. Шкорпилом,⁴ а также среди имен в граффити.^[30] Встречаю- щнеся здесь имена интересны по многочи­сленным аналогиям, которые могут быть всем им найдены в надписях ионийских городов, и прежде всего в метрополии Оль­вии — Милете. Еще О. О. Крюгер в статье о надписи Леокса, сына Молл агора, указал аа ряд показательных повторений в Милете имени Молпагор.^[31] Несомненно родственны имени Молпагор н также повторяются другие имена ранних ольвийских надписей: «о? Лщрауор*»,* ЯаТо? 'Ёр'лац’»- реы,* ЕброХос Ммрауоркм на ранней свин­цовой пластинке с наговором;^[32]сходное имя, при этом с характерным для ионийского диалекта окончанием на -щ, а не на -ас, имеется на подставке сосуда конца VI— начала V в. до н. э., а также на более позд­ней свинцовой пластинке с наговором, при­надлежащей уже не ранее чем II веку до н. э. (но Шкорпялу, даже I в. до и. э.); ^[33] имя это — Ирауортк. Интересно, что все эти имена имеют в ольвийских надписях типичные ионийские диалектологические особенности: родительный на -ем, именитель­ный иногда на -щ, даже после р ('Ер^аубру;; а др.)-⁶ Наконец, на обломко сосуда V в. до в. 9. встречается того же типа женское имя ’Ауауора, которое имеет аналогию в Милете.¹'

К этим особенно типичным ионийский именам можно прибавить и некоторые дру­гие, для которых следует предположить то же или близкое происхождение. Так, имя П*р{Ац^[34] повторяется только в городах греческой Ионии — в Милете, Теосе, Кла- зоменах: Фйтт); (или ФО/щ;?),^[35] по данным Папе, встречается только на одной хиос­ской монете; 'ТфгарЫм повторяется только в Милете; характерным для городов Малой Азин является также имя ’А^оХХа?. Инте­ресно, что одно из наиболее популярных ц Ольвии имен, Потако;, встречается только в городах Малой Азии с прилетаю­щими островами — в Смирне, ка Самосе, в Абидосе.

При значительном количестве показа­тельных аналогий ольвийским именам в городах Малой Азии и ионийских остро­вов, мы едва ли сможем указать какую- либо иную область, в именах которой обна­руживались бы настолько частые совпаде­ния с Ольвией. Ионийское происхождение Ольвни, ее связи с ионийскими городами, не прекращавшиеся и в следующие века, несомненно, наложили яркий отпечаток ва культурный облик этого основанного в Ски­фии города, и этот отпечаток сохраняется, очевидно, но только в первые века существо­вания города, но и позднее; типичные ионий­ские имена, с сохранением диалектологи­ческих особенностей, встречаются, как мы видели, в надписях эллинистического пери­ода, хотя, конечно, уже значительно реже.

Как указывалось выше, в настоящей работе мы опирались на изданные надписи двух основных групп — надписей на камне и надписей на керамике и свинцовых пла­стинках. Учитывая возможность различии между именами, встречающимися в лапи­дарных надписях, с одной стороны, в над­писях на сосудах и свинцовых табличках — с другой, мы в нашем первом списке (При­ложение I) отделили имена первой группы от имен второй. Но при рассмотрении тех и других существенной разницы между ними мы не нашли. Как те, так я другие имена оказались в подавляющем большин­стве греческими. В лапидарных надписях мы отметили только два негреческих имени — Х~ар-?охо; и Востахо?; из имен на свинцовых пластинках бесспорно негреческим является только имя      в граффити на керами­

ческих сосудах — КоХам&аг^. Из греческих имен очень многие оказались представлен­ными в обеих группах надписей; просматри­вая наш список (Приложение II), мы нахо­дим 23 таких имени, среди которых есть, между прочим, особенно характерные имена. как, например, Ейрг,<т((3м;.

Итак, наш список содержит имена, рас­пространенные вообще в Ольвии, а пе спе­циально в какой-либо социальной группе ее населения. Некоторое различие между именами двух групп падписей наблюдается лишь в том, что в лапидарных надписях преобладает указание личного имени вмсст*

с именем отца в родительном падеже, в над­писях на пластинках и сосудах — одно лишь личное имя. Причина этого различия лежит, как указывалось, в более официаль­ном характере большинства надписей на каине, тогда как надписи на пластинках отражают обычаи повседневной жизни. Впрочем, как мы видели, оба указанные способа наименования применяются в ка­ждой из групп. Иногда при этом даже в тор­жественных декретах каждое из упомянутых лиц названо только одним личным именем (вспомним декрет в честь Протогена); с дру­гой стороны, некоторые из наговоров на свинцовых пластинках или надписи на сосу­дах содержат имена с отчествами.

Надписи, послужившие источником для настоящей работы, относятся к длин­ному периоду — от .конца VI по первую половину I в. до н. э. В жизни города такой период не может, конечно, рассматриваться как нечто единое; как мы знаем, в Ольвии за это время произошло много таких событий, которые могли привести к изменениям в ее культурном облике, в том числе и в составе населения. Поэтому для того чтобы правильно оценить значение наблюдений, сделанных нами при рассмотрении имен ольвиополитов, необходимо внимательнее присмотреться к хронологии тех памятников, которыми мы пользуемся. Это тем более существенно, что имеются высказывания отдельных исследователей о некоторых изме­нениях, наблюдаемых в этническом составе населения причерноморских городов в тече­ние этого периода: чисто греческий состав населения считается характерным для пер­вых веков существования городов, в элли­нистическое же время начинает появляться некоторая примесь негреческого элемента, отражающаяся в именах.^[36] Попробуем в связи со сказанным выяснить, можем ли мы считать

¹    Д. П. Каллистов. Очерки по истории северного Причерноморья античной эпохи. Л., 1949, стр. 74. — Ссылаясь на приводимые С. А. Же- белевым (ИГАИМК, быи. 104,1935, стр. 44 сл.;ИАН ОГН, 1934, ч. I, стр. 595, примеч. 1) данные о соот­ношении греческого н местного элемента в населении Боспорского царства, автор говорит: «Но главный порок такого подсчета состоит ■ том, что лежа­щий в основе его материал пе был подвергнут пред­варительной разбивке по хронологическим призна­кам. Такая разбивка сразу же показала бы, что туземные имена, как правило, начинают встре­чаться только в надписях II—I вв. до и. э. Замет­ными они становятся лишь в эпиграфических тек­стах, датируемых уже веками нашей ары».

наши наблюдения относящимися действи­тельно ко всему периоду с конца VI по I в. до н. э. или здесь нужны какие-то оговорки. Для этого необходимо уточнить хронологию привлекаемых нами надписей.

Точная датировка ольвийских надписей затрудняется, как известно, отсутствием твердых опорных точек, таких, какими являются, например, случаи упоминания в боспорских надписях известных историче­ских лиц, в первую очередь боспорских царей. Ольвийские надписи приходится пока датировать по другим признакам. Основой здесь служат, прежде всего, палео­графические данные; их дополняют осо­бенности языка. Группа граффити дает нам возможность внести еще один признак: сосуды, на поверхности которых наносятся надписи, поддаются в громадном их боль­шинстве достаточно четкой датировке, что позволяет установить для надписей, во вся­ком случае, Ьепшпиз розЬ ^иещ. При таких условиях вполне возможно распределить рассматриваемые надписи по векам (иногда и точнее) в пределах догетского периода Ольвии; вызывает разногласия датировка очень немногих надписей, о чем речь будет особо.

В результате такой классификации мы убеждаемся, что имеющиеся в нашем распо­ряжении надписи распределяются па протя­жении догетского периода неравномерно. Наибольшим количеством документов пред­ставлены IV и III вв. до н. э. К V в. до н. э. относится тоже немало надписей — всего тринадцать, но пи в одной из них нет значи­тельного количества имен, в каждой по одному-два имени. I в. до н, э. представлен всего тремя, может быть, четырьмя надпи­сями, II в. — пятью, не вызывающими у нас сомнений; кроме них, есть надписи, по палео­графическим особенностям могущие при­надлежать или III, или началу II в. до н. 8. Имеется также несколько надписей, дати­ровка которых не является вполне установ­ленной. К их числу относится, прежде всего, знаменитый декрет в честь Протогена; сейчас, впрочем, разногласия относительно его датировки не очень значительны — речь идет о второй половине III или о начале II в. до н. э.¹ Важнее установить точку зрения на время надписи 1РЕ, I³, № 201. Надпись сохранилась очень фрагментарно — мы имеем только части длинного списка имен с отчествами, расположенных в три столбца. Что это за список, какое значение имело воспроизведение его в надписи на мраморной плите, мы не знаем. Однако именно для нас надпись № 201 представляет большой интерес, поскольку в ней содержится большое коли­чество имен ольвиополитов, причем все имена, за исключением одного, и то сомни­тельного (В^тахси;), чисто греческие.

Если подходить к датировке данной над­писи так же, как мы подходили к датировке всех остальных ольвийских надписей, т. е. прежде всего по признакам палеографиче­ским, она не вызывает у нас сомнений. Мы имеем дело с одним из характерных образ­цов эллинистического, и, конечно, не ранне- эллинистического шрифта. Апексы па концах линий, курсивные сигма, эпсилон и омега, тэта с поперечной черточкой, заменяющей, хотя и не везде, более раннюю точку, общая изогнутость линий — все это хорошо из­вестные особенности шрифта, появляющиеся в конце III в. до н. э., в развитом и утвер­дившемся виде свойственные II и I вв. до н. э. В связи с этим надпись, на наш взгляд, не может относиться ко времени более ран­нему, чем II в. до н. э.

Указанные особенности письма были замечены и издателем надписи В. В. Латы­шевым. Но высказаться за принадлежность ее II в. до н. э. помешало ему одно обстоя­тельство. В списке оказались те же имена, что и в надписях III в., частью даже еще конца IV в. до н. э. Среди них — имя Кле- омброта, сына Паптакла; это имя известно по надписям №№ 179 и 180, из которых ясно, что оно принадлежало одному из влиятель­ных граждан Ольвии. Среди имен встре­чается также Героеонт, сын Протогепа; Геросонтом же звали отца знаменитого Про- тогева; отчество его в надписи не указано.^[37] Есть и другие имена, которые иногда пред­положительно, иногда бесспорно совпадают с именами надписей III в. до н. э.^[38] Объяс­нить все эти совпадения можно двояко. Можно предположить, что в списке граждан надписи № 201 упоминаются те же лица, что и в ряде надписей IV—III вв. до н. э. Тогда пришлось бы допустить, что в Ольвии одновременно или почти одно­временно были в употреблении различные типы письма, из которых одни вообще счи­таются характерными для конца IV и для III в. до н. э., другие — для II в. до н. э. Другое предположение, что носители одних и тех же имен в «допротогеновских»¹ надписях, с одной стороны, в надписи № 201 — с другой, были лицами разными; естественнее всего предположить, что неко­торые носители одинаковых имен н отчеств являлись дедами и внуками.

В. В. Латышев склоняется к первому предположению: ои считает маловероятным, чтобы ряд видных ольвиополитов имел вну­ков, носивших одинаковые с ними имена.

Нам соображения В. В. Латышева не кажутся правильными. Предположение, что в Ольвии в период, предшествующий декрету в честь Протогена, относимому В. В. Латышевым ко второй .половине III в, до н. э., уже применялось то письмо, которым сделана надпись № 201, представ­ляется совершенно невероятным. В этом случае надо вообще допустить, что в Ольвии письмо развивалось не так, как в остальном античном мире, а по каким-то своим особым законам. Еще можно было бы допустить задержку, отставание в эволюции шрифта надписей городов северного Причерноморья по сравнению с городами центральной части античного мира, но никак не возникновение в северном Причерноморье определенных и хорошо известных особенностей шрифта приблизительно столетием раньше того, как они появляются в материковой Греции или Малой Азии.

В. В. Латышеву кажется маловероятным, чтобы в списке имен надписи № 201 были упомянуты внуки лиц, встречающихся в надписях с более ранним шрифтом. Но в этом нет ничего невозможного. Обычаи давать внуку имя деда был, как известно, широко распространен во всех греческих областях; примеры существования того же обычая известны и в Ольвии.² К тому же не так уж много в надписи Л6 201 такнх внуков, носящих имя деда; во всяком слу­чае не много таких, у которых было бы оди­наковое с дедом и имя, н отчество. Учтем, что отчество Геросонта, отца Протогена, нам из надписей пе нзвестно, не известно (I отчество Дионисия надписи № 189: пред­положение, что отцы двух указанных лиц носили те же имена, что н известные нам пх сыновья, принадлежит В. В. Латышеву, п основанием для пето послужил, несомненно, вое тот же греческий обычай давать одному из сыновей имя деда.

В связи со сказанным нет оснований относить надпись 1РЕ, I², Л”! 201 ко времени более раннему, чем то, за которое говорят •>собенности ее шрифта, т. е. ко II в. до н. э. Для нас важно решить, к какому времени относится эта надпись, поскольку в этом документе упомянуто значительное количество имен, использованных в настоя­щем очерке.

Итак, привлеченные памп надписи рас­пространяются на время с конца VI по начало I в. до н. э. Делая заключение

о  том, что н наблюдения наши распростра­няются па весь догетскил период жязни Ольвии, мы должны все же сделать оговорку

о  сравнительно небольшом количестве над­писей аоследвей части этого периода, что требует известной осторожности и в форму­лировке окончательных выводов.

В общем же выводы таковы. Ознакомле­ние с имеющимися в нашем распоряжении в значительном количестве надписями, дати­рующимися временем с конца VI но первую половину I в. до н. а. и содержащими свыше 250 имен живших в Ольвии лиц, дают пам возможность сделать наблюдение

о  громадном преобладании в Ольвии догет- ского периода характерных греческих имен. Поскольку упомянутые в надписях лица, как это уже было отмечено, принадлежат и к высшим слоям общества, и к рядовому городскому населению, вывод о преиму­щественном распространении греческих имен касается не только верхушки, но и всей массы населения Ольвии данного вре­мени.

Небольшое количество встретившихся в надписях пегреческих имен дает все же воз­можность сделать наблюдение о проникнове­нии в городское население также и пегреческих элементов. Интересно, что эти негреческие имена обнаружены не только в более позд- ннх надписях: имя Коландак начертано на стенке сосуда IV в. до н. э., имя Атак — ва свинцовой пластинке IV в. до н. э._г имя Спартой — в надписи на камне IV в. до в. э. и только имя Батак — в надписи II в. до н. э.

Итак, надписи Ольвии не подтверждают упоминавшихся высказываний о том, что негреческие имена начинают встречаться в надписях лишь со II—I вв. до н. э. Вообще ольвийские надписи не дают возможности заметить разницу в этом отношении между доэллинистическим и эллинистическим временем: для всего догетского периода оказывается характерным резко выраженное преобладание греческих имен, единичные же негреческие имена встретились нам с на­чала IV по II в. до н. э.

Несмотря на значительное количество и просмотренных нами надписей, и содер­жавшихся в них имен, мы сочли все же необходимым сделать некоторые оговорки об известной условности основанных на этом материале обобщений. Отмечалось, с одной стороны, небольшое количество надписей, принадлежащих концу интересующего нас периода, с другой — невозможность исполь­зовать все или хотя бы большинство нахо­дящихся в наших собраниях ольвийских граффити.

Последнее обстоятельство заставило нас обратить особое внимание на неизданные, по оказавшиеся нам доступными ольвийские падписи на предметах; главным образом это граффити на керамике, в меньшей сте­пени — надписи иных групп. Остановимся на некоторых из сделанных при просмотре этого материала наблюдениях.

Еще раз отметим: подбор всего этого материала случаен, в нем не может быть выделена ни одна цельная группа ни по году раскопок, ни по месту хранения рас­сматриваемых предметов. Поэтому мы не считаем возможный пн включать его о при­ложенные к настоящей статье списки, на вообще вводить в состав основной части исследования. Однако совсем пройти мимо него было бы едва ли правильно.

Начнем с надписей, входящих в собра­ние Античного отдела Государственного Эрмитажа. Во-первых, отметим ольвийское граффито, не вошедшее в публикацию И. И. Толстого. Это граффито на предмете Ол 11120. На поверхности нижней стороны эллинистического чернолакового блюда сохранилась часть имени ПДЕОТ: перед сигмой — дугообразная лилия, очевидно часть буквы омикрон. Итак, мы, скорее всего, имеем здесь П]«н§гои — родительный падеж одного их характерных ольвийских имен По<?1§гос. Особенности шрифта (кур­сивные ги вычурные формы букв с изо­гнутыми линиями) говорят о принадлеж­ности надписи времени не ранее II в. до н. э.

Специальный интерес представляет также надпись па одном из ольвийских бронзовых зеркал (Ол 16964). Зеркало принадлежит типу, характеризующемуся присутствием боковой ручки- и диском, с обратной стороны окаймленным высту­пом; ручка таких зеркал украшены канелю­рами и изображениями в «зверином стиле» — это фигурки или головы животных. Данный экземпляр восходит к разновидности, укра­шенной на конце бараньей головкой; но здесь баранья головка схематизирована до такой степени, что определение мотива, лежащего в основе ^той детали, возможно только путем сравнения его с более ранними экземплярами.^[39]

Зеркала рассматриваемого типа считают— па наш взгляд вполне основательно — продукцией Ольвии, предназначенной - на •сбыт скифам;^[40] последнее предположение шаходит подтверждение в ряде находок таких : зеркал в скифских комплексах. Но рассмат­риваемый экземпляр едва ли принадлежал «скифской женщине. На оборотной стороне его, у выступающего края, идет прочерчен­ная тонким острием надпись с именем Лт^ам^и), очевидно владелицы зеркала; греческий характер имени в обеих его частях не вызывает сомнении.

Среди ольвийских материалов Эрмитаж­ного собрания можно найти и другие пред­меты (особенно керамическое обломки > с надписями, содержащими имена, по не входящими в группу так пазываемых граф­фити. Использование этого материала свя­зано часто со значительными трудностями. Так, встречаются на стенках сосудов над­писи, уже не процарапанные, а выполненные в рельефе, следовательно, не тогда, когда предмет так или иначе употреблялся, а при самом его изготовлении. Чаще всего такие надписи содержат одни только имена, обычно в родительном падеже. Возникает вопрос: что представляют собой эти надписи и, прежде всего, встречаем ли мы на них имена жителей Ольвии или какого-либо другого города?

В некоторых случаях вопрос этот можно, повидимому, решить в пользу Ольвии. Так, не может вызывать сомнений ольвийское происхождение фрагмента сосуда Эрмитаж­ного собрания Ол 7235 из характерной буро­вато-красноватой глины, содержащей круп­ные зерна кварца. На плечиках сосуда— рельефная четырохстрочная надпись. Буквы первой строки неясны; па следующих трех строках читаются имена ДаГхрйто^

Два предположе­ния о значении таких надписей представ* ляются нам паиболее убедительными. Воз­можно, что здесь мы имеем клейма гончаров: это значение надписей на сосудах, и именно нанесенных в процессе производства, до обжига, хорошо известно нам прежде всего по группе остродопоых амфор. Нов данном случае оно едва ли возможно. Эрмитажный обломок Ол 7235 не может ие привлечь вни­мания определенным несоответствием, на­блюдаемым между тщательным выполнением клейма и небрежностью, даже грубостью выделки сосуда. Глина неоднородна, она содержит крупные включения, как, например, целые камешки кварца, выступающие и поверхности, разрывающие ее; обжиг очень слаб; поверхность плохо выровнена, ничем не покрыта, никак не обработана. Все это создает впечатление, что сосуд этот едва ли мог быть использован в быту; тем более неожиданным было бы клеймо мастерской на изделии, настолько несовершенном тех­нически. Более вероятным является пред­положение о возможном вотивном назна-